Черняк А.В. Ольгина и Рогнедина ветвь...
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Б >


Черняк А.В. Ольгина и Рогнедина ветвь...

-

Форум славянских культур

 

БИБЛИОТЕКА


Славянство
Славянство
Что такое ФСК?
Галерея славянства
Архив 2020 года
Архив 2019 года
Архив 2018 года
Архив 2017 года
Архив 2016 года
Архив 2015 года
Архив 2014 года
Архив 2013 года
Архив 2012 года
Архив 2011 года
Архив 2010 года
Архив 2009 года
Архив 2008 года
Славянские организации и форумы
Библиотека
Выдающиеся славяне
Указатель имен
Авторы проекта

Родственные проекты:
ПОРТАЛ XPOHOC
ФОРУМ

НАРОДЫ:

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
◆ СЛАВЯНСТВО
АПСУАРА
НАРОД НА ЗЕМЛЕ
ЛЮДИ И СОБЫТИЯ:
ПРАВИТЕЛИ МИРА...
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
БИБЛИОТЕКИ:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ...
Баннеры:
Суждения

Прочее:

Черняк А.В.

Ольгина и Рогнедина ветвь,

или

Узы брачные, оставившие след в нашей истории

Часть первая

Рогнеда – Гарислава – Анастасия

Когда Владимир подрос, его пригласили княжить новгородцы. А по соседству с Новгородом, в земле Полоцкой, на столе сидел в ту пору князь Рогволод. Новгородский летописец считает, что пришел он из-за моря, ставленник Рюрика. Но авторы Лаврентьевской летописи утверждают, что Рогволод — выходец из Полотьской земли, которая была независимой от Киева и Новгорода. Белорусский историк В. Орлов не без оснований высказал мысль, что Рогволод — сын полоцкой княгини Предславы, о которой упоминается в договоре, подписанном Византией и Киевским князем Игорем.

Тут впору сказать, что в то время княжить в Полоцке было очень выгодно, поскольку он находился на важных торговых путях из Балтийского моря в Черное. Своеобразными « путями—дорогами» являлись крупные реки: Западная Двина, Полота, Березина, Днепр и другие. Полоцкие князья собирали с торговцев пошлины и, видимо, сами активно торговали дарами своей земли: мехами, воском, кожами, зерном, салом. По своему богатству они были вполне сравнимы с киевскими князьями.

У Рогволода было двое сыновей и дочь Рогнеда. Сведения о Рогнеде, как и о Малуше, тоже весьма скупы. Какова она была в свои 12 лет? Белолица, русоволосая или смуглянка чернобровая? Статная или угловатая? Пригожа или нет? Летописцы умалчивают про это. Но, думается, была прелестна, коль скоро женихи, друг перед другом, старались заполучить руку и сердце юной полочанки. Первым прислал сватов Ярополк, княживший тогда в Киеве. Неведомо, видела ли Рогнеда своего суженного, скорее всего, нет, но, дала согласие.

 Для Рогволода очевидна выгода породниться с Киевом — укрепиться против Новгорода, держать в своих руках важную часть торгового пути “из варяг в греки”.

Еще не успел Полоцк начать подготовку к свадебным торжествам, как к Рогнеде снова постучались сваты. На этот раз от брата Ярополка — Владимира.

 Впрочем, и союз с Новгородом для Рогволода, как и для Владимира союз с полочанами был просто необходим. Ведь Рогволод с Ярополком могли перекрыть новгородцам торговые пути и в Византию, и в страны Европы. Родство Владимира с полоцким князем усиливало позицию новгородского правителя в борьбе со старшим братом, вознамерившимся стать единоличным правителем Древнерусского государства. В 977 году он уже расправился с родным братом Олегом и присоединил Древлянскую землю к своим владениям. Поначалу Владимир, не чувствуя поддержки со стороны новгородцев, бежал за море, где начал собирать варягов в свою дружину. На родину он смог вернуться только в 980 году. В это время в Новгороде уже правили посадники Ярополка, но это, видимо, не очень нравилось местным жителям. Поэтому они с готовностью поддержали Владимира, изгнали посадников и вместе с кривичами и чудью влились в войско своего князя.

 Желая обрести в лице Рогволода, будущего тестя, верного союзника, Владимир и послал к его дочери сватов. В летописной статье 980 года, нет сведений об их именах, но в годовой статье 1128 года, указано, что главным сватом стал дядя Владимира Добрыня.

Повествует Лаврентьевская летопись:

“Когда Рогволод держал власть и княжил в Полоцке, Владимир был еще язычником, жил в Новгороде. И был у него дядька Добрыня, храбрый воевода… И послал он к Рогволоду людей, и просил его отдать дочь за Владимира. Спросил у дочери Рогволод: “Хочешь ли за Владимира?”

 Как сообщает летописец, гордая Рогнеда ответила Владимиру решительным отказом. В Лаврентьевской летописи ее слова звучат так: «Не хочю розути робичича (т. е. сына рабыни. – Авт.), но Ярополка хочю». Смысл этой фразы заключался в том, что Рогнеда не желала иметь мужа слишком низкого происхождения, а предпочитала ровню себе – киевского князя Ярополка.

 В Ипатьевской летописи грубость отказа княжны несколько сглажена и в ее ответе не содержиться намека на низкое происхождения Владимира: «Не хочю розути Володимера, но Ярополка хочю». Видимо, в данном случае летописец не хотел намекать на не совсем законное происхождение Владимира, ставшего потом правителем и крестителем Руси. Следует отметить, что в позднейших летописных сводах сохранен вариант Лаврентьевской летописи, поскольку он объяснял причину гнева Владимира и его жестокую расправу с семьей Рогнеды.

Словно плетью огрела надменная полочанка Добрыню словами своими. “Не хочу разути” — принятая в те времена форма отказа выходить замуж. Бытовал обычай: суженая перед первой брачной ночью разувала мужа. Но здесь не просто отказ, но и унижение жениха и его дяди: “Не хочу разути рабынича”.

Услышав оскорбительные слова, Добрыня зашелся в гневе, помчался в Новгород и склонил Владимира к жестокой мести. Униженный Новгородский князь, собрав большое войско из новгородцев, псковичей, чуди, веси и мери, скорым ходом не пошел — полетел к Полоцку, где уже начались приготовления к свадьбе Рогнеды с Ярополком. Владимир ударил неожиданно, занятый другими делами, Рогволод не успел собрать дружину и оказать сопротивление новгородцам. « И пленили Рогволода, — продолжает летопись, — и жену его, и дочь, и сыновей. И унижал Добрыня их, и припомнил Рогнеде, как назвала князя рабыничем».

Карамзин, Костомаров, ссылаясь на летописи, добавляют, что на глазах у Рогнеды Владимир, по жестокости не уступавший своей бабке, умертвил родителей и двух братьев княжны, обесчестил Рогнеду. Правда, взял в жены. Судя по всему, полочанка не могла забыть эту “свадьбу” всю жизнь. Но, брак ее с Владимиром, имел великие последствия — он связал кровными узами три славянских народа, которые позже стали называться русскими, белорусами и украинцами.

Из Полоцка, прихватив с собой Рогнеду, Владимир, как и обещал, пошел на Киев. В окружении Ярополка оказались далеко не все преданные ему люди. Подвел воевода Блуд, который давал ложные советы молодому князю, в частности, посоветовал вначале дожидаться новгородцев в Киеве, потом предложил укрыться в крепости Родня. Владимир осадил крепость. Вскоре в ней начался голод. Все тот же Блуд рекомендовал Ярополку начать переговоры с братом о мире. Когда Киевский князь вошел в шатер для встречи с Владимиром, два спрятавшихся варяга “взяли его мечом под пазухи”. Заняв Киев, Владимир забрал себе и жену Ярополка— красавицу грекиню. Кстати, грекиню эту, привез из Византии отец Ярополка Святослав, «попользовался ею», что тоже было в порядке вещей и передал сыну.

Послушаем историка И. Елагина:

 «Ее печальная красота уязвила сердце князя при самом на престол восшествии, не взирая, что была она от убиенного им брата беременна. Владимир, восприняв ее в брачное ложе, усыновил рожденного ея сына, Святополка. Из сего видно, сколь хитра была сия греченка. Надобно, что бы она, воспользуясь сильным прелестей смвоих заражением, по обыкновению всех искуссных прелестниц, притворною несклонностью не допущая Владимира до удовольствия страсти, исторгла из него по разрешении от беременности, сие неуместное усыновление, во мзду которого склонилась вступить с ним в брак, а не в число его наложниц. Чего не может хитрая из страстного любовника сделать жена? Часто и великие люди непростительно впадают в слабости и пороки, заразами любви коварных жен устроенные. Так, Август, обольщенный хитрою Ливией, усыновил жестокого Тиверия, и неистовый Клавдий, Агрипиною омраченный, богомерзкого Нерона. Оба в ослеплении своем дали несщасному Риму двух извергов, которых гнусная память не исчезнет, доколе существует вселенная. Так и Владимир усыновил злочестивого Святополка, котораго во всю жизнь он ненавиденл и который по злонравию своему достоин был общественныя ненависти». (И. Елагин. «Опыт повествования о Росии», кн.1,. М., 1803)

Говорят, что от греховного корня плод злым бывает. А тут сразу два греха. Во-первых, а она греческая монахиня и ей нельзя было выходить замуж, нарушила запрет, став женой Ярополка, а во-вторых, хотя Елагин утверждает, что Владимир и вступил с ней в брак, но другие историки это оспаривают: Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей.

Возможно, оглядывался и на Рогнеду, к которой часто приезжал, хотя не мог простить ей «рабынича», потому, находясь в Киеве, держал не при себе, а неподалеку от города, в Лыбедяни, селение это впоследствии люди назовут по имени их дочери — Предславино. Полочанка родила Владимиру, как гласит «Повесть временных лет», четверых сыновей: Изяслава, Ярослава, Мстислава, Всеволода и двух дочерей — Предславу и Прямислову. Там же говориться, что и наложниц было у него 500 в Вышгороде, 500 в Белгороде и 200 в Берестове. И был он ненасытен в этом, приводя к себе замужних женщин и растлевая девиц.

 Костомаров считает, что Владимир имел от Рогнеды только одного — Изяслава. Правда, тот же Костомаров признает Ярослава родным братом Изяслава. За время замужества (после 970 года) и до отправления обратно в Полоцкую землю Рогнеда как раз могла родить шестерых детей.

Рогнеда (в замужестве она стала Гориславой, но будем называть ее первым именем), до поры до времени терпела похождения мужа. Но, когда Владимир после взятия Херсонеса приехал к ней и объявил, что собирается жениться на византийской царевне Анне, а ее освобождает от брачных уз и предлагает взять в мужья любого из его дружинников, вскипела: “Ты убил моих родителей, насильно взял меня, а теперь бросаешь! Быв княгинею, могу ли быть рабынею у слуги твоего? Не хочу иного мужа!”

 О страданиях Рогнеды, о нежных, сердечных отношениях матери и сына проникновенно поведал в поэме «Рогнеда» К. Рылеев:

...Как месяц утренний, бледна,
Рогнеда в горести глубокой
Сидела с сыном у окна
В светлице ясной и высокой.
От вздохов под фатой у ней
Младые перси трепетали,
И из потупленных очей,
Как жемчуг, слезы упадали.
Глядел невинный Изяслав
На мать умильными очами,
И, к персям матери припав,
Он обвивал ее руками.
«Родимая! - твердил он ей,
Ты все печальна, ты все вянешь:
Когда же будешь веселей,
Когда грустить ты перестанешь?
О! полно плакать и вздыхать,
Твои мне слезы видеть больно,
Начнешь ты только горевать,
Встоскуюсь вдруг и я невольно.
Ты б лучше рассказала мне
Деянья деда Рогволода.
Как он сражался на войне,
И о любви к нему народа».
- О ком, мой сын, напомнил ты?
Что от меня узнать желаешь?
Какие страшные мечты
Ты сим в Рогнеде пробуждаешь!..
Но так и быть; исполню я,
Мой сын, души твоей желанье:
Пусть Рогволодов дух в тебя
Вдохнет мое повествованье;
Пускай оно в груди младой
Зажжет к делам великим рвенье,
Любовь к стране твоей родной
И к притеснителям презренье...

 Когда Владимир уснул, Рогнеда решилась на мужеубийство: тихонько встала с супружеского ложа, зажгла свечу, сняла со стены тяжелый меч и занесла его над Владимиром. Но тут Владимир неожиданно проснулся и, выхватив у нее меч, вскричал:

- «На что дерзнула в исступленьи?..
Но долг супруги, но любовь?..»

 Рогнеда, стойко перенесшая столько страданий, без страха отвечала разгневанному мужу:

- «Любовь! к кому?.. к тебе, губитель?..
Забыл, во мне чья льется кровь,
Забыл ты, кем убит родитель!..
Ты, ты, тиран его сразил!
Горя преступною любовью,
Ты жениха меня лишил
И братнею облился кровью!
Испепелив мой край родной,
Рекою ты кровь в нем пролил всюду
И Полоцк, дивный красотой,
Преобратил развалин в груду.
Но недовольный, местью злой
К бессильной пленнице пылая,
Ты брак свой совершил со мной
При зареве родного края!
Повлек меня в престольный град;
Тебе я сына даровала...
И что ж?.. Еще презренья хлад
В очах тирана прочитала!..

 Слова Рогнеды буквально обжигали Владимира. Но тогдашние языческие традиции были на его стороне: покушение на жизнь мужа каралось смертью. Княгиню же, мог казнить только сам князь. Владимир велел Рогнеде надеть свадебную княжескую одежду, сесть на богато убранную постель в своей горнице и ждать его. Без боязни и без слез шла она навстречу назначенной супругом казни. Ей было жаль только детей. И тут ее пронзила мысль – подучить старшего сына Изяслава стать на пути отца.

 Когда с первыми лучами багровой зари Владимир вошел с мечом в руке к Рогнеде, его встретил семилетний Изяслав, тоже с мечом: «Отец, или ты думаешь, что ты один здесь ходишь? Коль можешь - убей, жестокий, мать при сыне!»,- заявил он. Грозный Владимир, увидев сына и услышав его речь, опешил. Ошеломленный, растерянно произнес: «А кто же знал, что ты здесь?!» Бросил меч и приказал позвать бояр, чтобы спросить их совета, как быть? Те посоветовали не убивать жену и даже вернуть ей и Изяславу землю Рогволода. Владимир так и поступил. Смилостивившись над Рогнедой, «воздвигнул ей отчину», «устрои город и нарече имя городу тому Изяславль» (ныне Заславль, что под Минском), - по имени их первого с Рогнедой сына», повествует летописец.

 Очевидно в 988 году, накануне больших перемен в жизни Владимира Святославича, Рогнеда вместе с Изяславом отправилась в родную Полоцкую землю, в специально для них возведенный Изяславль.

Думается, для Рогнеды прекращение не радостных для нее супружеских отношений с Владимиром и переезд в Изяславль явились величайшим благом. На родине она наконец-то превратилась в полновластную хозяйку собственной судьбы. Укрепив власть сына, ревностно занялась распространением христианства в Полоцкой земле. Основала один из первых на Руси женских монастырей и стала в нем наставницей для своих последовательниц. Правда, после ее смерти, эта обитель, видимо, заглохла и потому православная церковь забыла одну из первых подвижниц.

 Конфликт Рогнеды с мужем возможно покажется иному читателю придуманным и далеким от реальности. Но он находит подтверждение не только в летописях. Так, археологи обнаружили между притоками реки Свислочь Княгиньки и Черницы остатки городища конца Х – начала XI века. Оно состоит из детинца и посада. По мнению ученых, сие поселение является Изяславлем, построенным для сына и Рогнеды князем Владимиром. О Рогнеде напоминает и название протекающих здесь речек – Княгинька, Черница.

Княжич, повзрослев, стал правителем Полоцкой земли, Рогнеда же построила неподалеку Спасский монастырь и постриглась в нем под именем Анастасия. Память об этом сохранилась не только в названии речек, но и в названии озера Рогнед, находящегося неподалеку.

 …Ссора матери с отцом потрясла второго сына Рогнеды, Ярослава. Как явствует Тверская летопись, разбитый параличом, он не поднимался с постели, но после размолвки родителей, превозмогая недуг, встал и пошел, правда, остался хромым до конца своих дней.

 Владимир таки женился на царевне Анне. Не по любви, конечно. Для укрепления власти своей. Женщины из семей других правителей, становились как бы печатью, скрепляющей государственные договоры. Вот и в данном случае византийские императоры Василий Болгаробойца и Константин обратились к Киеву с просьбой помочь им разгромить мятежников Варду Склира и Варду Фока, стремившихся захватить трон. Владимир согласился и в награду за военную помощь потребовал руки сестры императоров Анны, что было для византийцев неслыханной дерзостью. Принцессы крови никогда не выходили замуж за «варварских» государей, даже христиан. В свое время руки той же Анны домогался для своего сына император Оттон Великий, и ему было отказано, но сейчас Константинополь вынужден был согласиться.

 Договор между Киевом и Царьградом гласил, что Владимир должен был послать в помощь императорам шесть тысяч варягов, принять святое Крещение и при этом условии получить руку царевны Анны. Так в борьбе человеческих устремлений воля Божия определила вхождение Руси в благодатное лоно Церкви Вселенской. Великий князь Владимир принимает Крещение и направляет в Византию военную подмогу. Но василевсы не торопились выполнить свою часть уговора. Возмущенный их лукавством, князь Владимир «вборзе собра вся своя» и двинул «на Корсунь, град греческий», древний Херсонес. Пал «неприступный» оплот византийского господства на Черном море, один из жизненно важных узлов экономических и торговых связей империи. Удар был настолько чувствителен, что эхо его отозвалось по всем Византийским пределам.

 Решающий довод снова был за Владимиром. Его послы, воевода Олег и Ждьберн, прибыли вскоре в Царьград за царевной. Но она закатила скадал, заявив братьям, что нога ее не ступить в Киев. Восемь дней весь византийский двор уговаривал строптивицу, чтобы ехала к Владимиру. Братья утешали, подчеркивая значительность предстоящего подвига Анны: способствовать просвещению Русского государства, сделает русичей навсегда друзьями Ромейской державы, а в Тавриде ее ждет святой Владимир, к титулам которого прибавился новый, еще более блестящий - цесарь (царь, император). Надменным владыкам Константинополя пришлось уступить и в этом - поделиться с зятем цесарскими (императорскими) инсигниями. В некоторых греческих источниках святой Владимир именуется с того времени «могущественным басилевсом», он чеканит монеты по византийским образцам и изображается на них со знаками императорской власти: в царской одежде, на голове - императорская корона, в правой руке - скипетр с крестом.

Читаем Н.М. Карамзина:

 «Супружество с князем народа, по мнению греков, дикого и свирепого, казалось ей (Анне—Авт.) жестоким планом и ненавистнее смерти. Но политика требовала сей жертвы. Горестная царевна отправилась в Херсон на корабле, сопровождаемая знаменитыми духовными и гражданскими чиновниками, там народ встретил ее как свою избавительницу со всеми знаками усердия и радости».

 В летописи сказано, пишет далее Карамзин, «что великий князь, когда разболелся глазами и не мог ничего видеть, то Анна убедила его немедленно креститься, и что он прозрел в самую ту минуту, когда святитель возложил на него руки». (Н.Карамзин,т.1.,гл.1Х.с.131)

 С царевной прибыл посвященный святым Патриархом Николаем II Хризовергом на Русскую кафедру митрополит Михаил со свитой, клиром, многими святыми мощами и другими святынями. В древнем Херсонесе, где каждый камень помнил святого Андрея Первозванного, свершилось венчание святого равноапостольного Владимира и блаженной Анны, напомнив и подтвердив исконное единство благовестия Христова на Руси и в Византии. Корсунь, «вено царицы», был возвращен Византии. Великий князь весной 988 года отправляется с супругой через Крым, Тамань, Азовские земли, входившие в состав его обширных владений, в обратный путь к Киеву. Впереди великокняжеского поезда с частыми молебнами и несмолкающими священными песнопениями несли кресты, иконы, святые мощи. Казалось, сама Святая Вселенская Церковь двинулась в просторы Русской земли, и обновленная в купели Крещения Святая Русь открывалась навстречу Христу и Его Церкви.

 Тут впору сказать о князе Владимире. Историки по разному характеризуют его.

 Послушаем историков современных российских исследователей С. Алексеева и О.Плотникову:

 «Несколько поколений русских историков звали его Владимиром Святым. Позднее из былин в ученые труды поднялось фольклорно-языческое «Красное Солнышко». Но во все времена суждения о Крестителе Руси не были однозначны. И как иначе, если он жил на тектоническом разломе двух эпох - языческой и христианской? Если начинал свой жизненный путь, как буйный языческий воитель, а закончил праведным христианином?

Герой былин и баллад

Добро, - сказал князь, когда выслушал он
Улики царьградского мниха, -
Тобою, отец, я теперь убежден,
Виновен, что мужем был стольких я жен,
Что жил и беспутно и лихо.
Что богом мне был то Перун, то Велес,
Что силою взял я Рогнеду,
Досель надо мною, знать, тешился бес,
Но мрак ты рассеял, и я в Херсонес
Креститься, в раскаянье, еду!

 Рубежность судьбы Владимира уловил много веков спустя граф Алексей Константинович Толстой в балладе «Песнь о походе Владимира на Корсунь». Его былинный образ привлек Пушкина в «Руслане и Людмиле». А в наши дни - кинематографистов, в том числе мультипликаторов. Но и на экране он очень разный. Вот трагический герой эпопеи «Князь Владимир» (2006 год). А вот - потешный псевдо-былинный «князь» из нашумевшего «богатырского цикла» мультфильмов.

 Не оставляют Владимира вниманием и политики - причем, не только и не столько в России. Например, рожденная советскими учебниками «Киевская Русь» стала своеобразным фетишем для нового украинского мировидения. И Креститель, собравший вокруг стольного Киева русские земли, принесший сюда веру из Херсонеса, оказывается весьма подходящей фигурой для манипуляций...

 Впрочем, втиснуть князя в сузившуюся национальную квартиру - занятие бессмысленное. Княжение Владимира - чрезвычайно важный этап в создании единого государственного прошлого русских, украинцев и белорусов. И каждый из трех народов хранит память о нем и в ученых трудах, и в народном предании. Это - наше общее.

 К середине 980-х годов почти все восточнославянские земли были объединены Владимиром под прямой властью Киева. Таких успехов не добивался ни один русский князь. В столице он создал святилище пяти высших языческих богов во главе с Перуном. Возможно, языческая реформа должна была стать символом покорности южан новому незаконному князю. Но главным в этот период стал коренной поворот не в религии, а в политике.

 В 985-м году Владимир разгромил волжских болгар. Но не стал по обыкновению облагать страну ненадежной данью, а заключил равноправный мир и вечный союз. Летопись свидетельствует, что решено было так по совету верного дяди и соратника Добрыни. Обойдя пленных он сказал: «Осмотрел колодников - все в сапогах. Этим дани нам не давать. Пойдем, поищем себе лапотников».

 Странная как будто фраза означала смену всей политической линии Руси. На первый план выдвигались уже не полуразбойные набеги на соседние земли за разовой «данью». Задачей провозглашалось кропотливое собирание «лапотников» Восточной Европы - славян, балтов, финнов, - под властью киевского князя. Не разорение чужих государств, обычное для народов племенной эпохи, а строительство своего. Совсем не случайно, что вскоре за этим последовало крещение Руси.

Готовы струги, паруса подняты,
Плывут к Херсонесу варяги,
Поморье, где южные рдеют цветы,
Червленые вскоре покрыли щиты
И с русскими вранами стяги.
И князь повещает корсунцам: «Я здесь!
Сдавайтесь, прошу вас смиренно,
Не то, не взыщите, собью вашу спесь
И город по камням размыкаю весь -
Креститься хочу непременно!»

 Вернувшись с новой женой из Херсонеса в Киев, князь приказал разрушить возведенное им же капище с языческими идолами. Всем киевлянам было велено собраться у впадения в Днепр речки Почайны. Там греческие священники, прибывшие с Владимиром из Херсонеса, и крестили народ - прямо в речных водах...

 Но насколько исторично летописное повествование, столь богатое на колоритные детали? Ведь «Повесть временных лет», наиболее известная летопись Древней Руси, создана только в начале XII века. За рядом событий, которые нам видятся действительной историей, летописцы искали Божью притчу, высший смысл. Владимир под их пером уподоблялся то библейскому патриарху Иакову, то праведному царю Соломону, то первому христианскому императору Константину, как бы повторяя на Руси их деяния. И, конечно, нам, далеким потомкам, кажется не вполне возможным чудесное преображение грешника в праведника в столь короткий срок. Но попробуем критически проанализировать все, что нам известно о Владимире...

 Вокруг Крещения неизбежно появлялись легенды и противоречивые версии. Даже место крещения Владимира указывают по-разному. По сведениям ряда источников, крестился он в Киеве в 988 году. Этот же год считается датой крещения Руси. Хотя, по мнению многих ученых, страна была крещена только в 989 году - именно тогда, по сведениям современного византийского автора Льва Диакона, русы взяли Херсонес. Следовательно, не ранее этого года Владимир должен был замириться с Византией и жениться на Анне.

 То, что с греками воевал он уже крещеным, подтверждает и другой современник - немецкий хронист Титмар Мерзебургский. Но, по летописной легенде, в момент, когда Владимир завоевывал руку Анны, с ним приключилась внезапная болезнь - слепота. Приехавшая в Корсунь Анна в качестве исцеления посоветовала князю креститься. Владимир послушал и - исцелился.

 О слепоте говорится во многих древнерусских источниках, сообщающих о крещении Владимира. Но имеется в виду душевная слепота, которая показывается читателям через физический недуг, якобы одолевший князя. Духовная слепота прошла после обретения Христа и осмысления веры - причем по совету Анны, по-библейски «доброй жены», обращающей мужа к добру и Богу. Благодаря ей Владимир становится христианином и мудрым правителем.

 Владимиру приписывается 12 сыновей, причем из перечней в самой летописи это число не вполне очевидно. Более того, если у князя действительно (как сказано в той же летописи) были сотни наложниц, то детей, скорее всего, должно было оказаться больше. Между тем для летописца в данном случае значима отнюдь не реальность, а та сакральная нагрузка, которая вкладывалась в число 12. Двенадцать детей великого князя - это двенадцать патриархов, от которых произойдут двенадцать колен христианского «нового Израиля», потомки великих князей русских.

 И хотя нет оснований сомневаться в сластолюбии Владимира-язычника (об этом говорит и Титмар Мерзебургский в «Хронике», причем он отмечает, что отказался Владимир-христианин от порочной наклонности не сразу), для летописца главное не фактическая точность, а параллель с Соломоном. Тот тоже был сластолюбив, и это отвело его от Бога, - тогда как Владимир, напротив, пришел от блуда и язычества к Богу через «добрую жену», царевну Анну.

 Черты реальной личности иногда проступают там, где, на первый взгляд, идет речь о литературном образе, клише. В летописях и житиях особо прославляется Владимир за свои милостыни. О доступных всем пирах «ласкового князя Владимира» вспоминалось в былинах. Первый русский писатель, митрополит XI века Иларион, показывал Владимира щедрым и милостивым защитником всех страждущих. Более того, резко отзывавшийся о Владимире немецкий хронист-современник Титмар тоже говорит о нем как о нищелюбце и подателе милостыни. Это выглядит очень контрастно по отношению к предыдущим характеристикам Владимира как женолюбца и гонителя христиан.

 Вообще повествование Титмара о Владимире наполнено контрастами. Как, надо думать, и подлинная жизнь князя.

 КРЕСТИЛ ЛИ КНЯЗЬ РУСЬ «ОГНЕМ И МЕЧОМ»? Это одна из самых волнующих умы тема. Но ни один из древнейших источников - ни русских, ни иностранных, - не говорит об этом ни слова. Князь угрожал некрестившимся, что они «враги ему будут», - но, по всем данным, в крупных городах таковых и не нашлось. Для славянина-язычника князь был высшим авторитетом в религиозных делах. А то, что он безнаказанно уничтожил идолов, разрушило веру в могущество богов. Киевляне оплакивали сокрушенного Перуна, но крестились без всякого сопротивления и даже с радостью - по крайней мере, внешне. То же произошло и почти по всей остальной Руси.

 Лишь в Новгороде, по очень позднему преданию, были столкновения. И новгородскому наместнику Добрыне будто бы пришлось применить силу. Но говорит об этом один-единственный источник - т.н. Иоакимовская летопись, сохранившаяся только в труде историка XVIII века В.Н. Татищева. Последний получил ее от своего свойственника архимандрита М. Борщова, которого настойчиво просил о какой-либо древней рукописи. Рукопись нашлась и ожидаемо «подтвердила» многие догадки Татищева о древнейшей истории Руси. В тексте много странностей и противоречий, а о монахе Вениамине, будто бы предоставившем рукопись Борщову, сам Татищев писал, что тот «токмо для закрытия вымышлен». Так что ко временам Владимира Иоакимовская летопись не восходит, и достоверным источником служить не может - даже если является компиляцией, а не чистой подделкой. О крещении же «огнем и мечом» всей Руси нет ни малейших свидетельств даже в Иоакимовской летописи.

 ЧТО ПРИНЕСЛО ХРИСТИАНСТВО РУСИ? Hecm вошла, как равноправная, в семью европейских христианских народов. На Руси распространялась славянская азбука. Переписывались первые книги - сначала копии славянского перевода Библии. На Русь были перенесены византийское каменное зодчество, иконопись. Христианство постепенно пронизывало всю нарождавшуюся русскую культуру.

 Великий князь русский Владимир Святославович умер 15 июля 1015 года. Уже ближайшие потомки единогласно признавали его заслуги в преобразовании Руси, оказавшиеся важнее и прошлых прегрешений, и политических просчетов. Именно трудами Владимира, продолжившего дело Ольги, Русь превратилась в подлинное государство. Она объединила под своей властью все восточнославянские племена, став одной из крупнейших и сильнейших держав Европы. Владимир же в итоге показал себя правителем доблестным на войне и мудрым в дни мира, заботящимся о благе всех подданных.

 Листая страницы древних летописей и научных трудов, часто затрудняешься понять: как тот или иной правитель становится героем большой Истории? Нет-нет и возникнет ощущение: те, кого мы ныне считаем героями, для своей эпохи были едва ли не злодеями. Но верно и другое - те, кого древность избрала в герои и святые, были детьми своих суровых веков. И современники в их заслугах не сомневались. Это наш рафинированный взгляд бурные и жестокие страсти минувших тысячелетий могут ужаснуть до потери зрения. До потери различать главное.

 Русский народ запомнил князя Владимира в своих былинах как «Владимира Красное Солнышко», хозяина блестящего богатырского двора. Русская православная церковь в XIII веке причислила Владимира, Крестителя Руси, к лику святых.

 Как сон, вся минувшая жизнь пронеслась,
Почуялась правда Господня,
И брызнули слезы впервые из глаз,
И мнится Владимиру: в первый он раз
Свой город увидел сегодня.
Народ, издалека их поезд узнав,
Столпился на берег - и много,
Скитавшихся робко без крова и прав,
Пришло христиан из пещер и дубрав,
И славят Спасителя Бога.
И пал на дружину Владимира взор:
«Вам, други, доселе со мною
Стяжали победы лишь меч да топор,
Но время настало, и мы с этих пор
Сильны еще силой иною!
Что смутно в душе мне сказалось моей,
То ясно вы ныне познайте:
Дни правды дороже воинственных дней!
Гребите же, други, гребите сильней,
На весла дружней налегайте!»
Вскипела, под полозом пенясь, вода,
Отхлынув, о берег забила,
Стянулася быстро ладей череда,
Передние в пристань вбежали суда,
И с шумом упали ветрила.
И на берег вышел, душой возрожден,
Владимир для новой державы,
И в Русь милосердия внес он закон -
- Дела стародавних, далеких времен,
Преданья невянущей славы!
Он же не памятник!

 Интересны рассуждения о Владимире Льва Аннинского. Мало кто усомнится сегодня, что тысячелетие со дня кончины Равноапостольного князя Владимира Святославовича - отличный повод установить ему в Москве памятник. В самом деле, не ждать же еще тысячу лет. А если мыслить половинными, пятисотыми годовщинами - так в 1515 году было как-то не до памятников.

 Нынешний момент куда удачнее. Князь, почивший в 1015 году, в синодиках верующих - святой, а в народных байках, былинах и сказах - веселый, щедрый, ласковый, вечно пирующий, гостеприимный хозяин. Богатыри совершают подвиги, а в финале бывают вознаграждены, да так, что в памяти народа князь Владимир Святославович существует именно - как Красно Солнышко. Да такое, что за тысячу лет не погасло, и надо надеяться, не погаснет уже никогда... пока существует Россия.

 Конечно, непросто тысячу лет спустя решить, что в облике князя было «на самом деле», а что домыслено мемуаристами, летописцами и вдохновенными творцами легенд. Но во всяком домысле спрятана объективная необходимость, которая домыслом и выявляется. Я отдаю себе отчет, что дошедшие до нас сюжеты потому и дошли, что отвечают запросам нашего духа, и если я верю в эти эпизоды, то именно потому, что этого просит сегодня моя душа.

 СЮЖЕТЫ

 Первый такой сюжет - матримониально-эротический. У князя было пять жен (нынешние ценители брака с этим, наверное, примирятся) и еще 500 наложниц (нынешние гуляки, наверное, сдохнут от зависти). Но кто мог высчитать, кого уестествил князь в молодые годы?

 Дело не в этом, не в фактуре, канувшей в забвенье, - дело в том, как все-таки примирить того сластолюбца и этого хозяина пира, который сидит рядом с законной своей Апраксиевной. А чтобы примирить того и этого, надо, пожалуй, еще вспомнить, как добывал князь себе законную Анну, византийскую царевну, - обещая за нее грекам военную помощь. Греки князя обманули, тогда он захватил Херсонес (центр греческих владений в Крыму) и получил-таки суженую.

 Нашлись стихотворцы, извлекшие из этого эпизода «херсонский» пряник пополам с отравой: то ли ты крестишь тех, кто хочет окреститься, то ли ты крестишь насильно:

 «Сдавайтесь, прошу вас смиренно,

Не то, не взыщите, собью вашу спесь

И город по камням размыкаю весь -

Креститься хочу непременно!»

 Как примиряются такие эпизоды в судьбе личности? Безудержная агрессивность и безудержное смирение?

 Другой знаменитый сюжет, обильно комментируемый пересказчиками: диспут князя с вероучителями, призванными выбрать для Руси правильную веру. Их, собственно, и звать не надо: и иудеи исправно торгуют в Киевской Руси, и болгары исламизированные под боком, а о Риме католическом и говорить нечего - уж он-то воистину нависает... И диспуты, подобные корсунскому, обычное дело: многовекторная религиозность бороздит языческое Приднепровье... Так зачем искать Владимиру общую новую веру? Скомпенсировать запалы похоти, смирить буйство младых лет?

 В какой-то степени - да.

 Но, я думаю, главное в диспутах не это. Главное - государственное геополитическое чутье, которым наделен князь Владимир. Он чует: на этом евразийском безграничье может удержаться только мощная, великая, грандиозная держава. Так и вышло: не сплотили ее хазары - сплотили ордынцы, а отступились ордынцы - удержали русские.

 Интуитивно чуя задачу, славянский князь приглядывается к вероучителям, прикидывает, какая идея сможет объединить эти гуляющие по безграничью племена. Это и выпытывает, хотя в доводах то и дело отделывается шутками.

 Вопрос к иудеям: где родина? (Знает же, что у них не родина, а галут, тотальное скитанье.) С мусульманами, чуя масштабность задачи, отшучивается, кидая соотчичам упоительный завет: «Веселье Руси есть пити», веселье трезвенья оставляет исламу. Греция - ничем не угрожает. С православием контакты - реальны. Хотя есть древний соблазн: пограбить Царьград...

 И получили мы в конце концов Православную Державу - от финских хладных скал до пламенной Колхиды. А не исполни этот завет мы - исполнили бы другие. В тех же масштабах. И такой же ценой, как сказал бы Лев Гумилев.

 А еще помог делу поразительный нюанс: обувной.

 ЛАПОТНИКИ

 Воспитатель и соратник князя Добрыня после очередного победоносного их похода к соседям, осматривая захваченных пленников, усек, что они все в сапогах! В историю мгновенно вошла еще одна непревзойденная фраза: «Поищем себе лапотников!» Это значило, что нужны не разбойные набеги на соседей, а кропотливое собирание усилий миллионов простых тружеников.

 Лапотники не подвели. Скинув сапоги, они дошли до «двух великих океанов» и создали Российскую Державу.

 Вот она и стоит вторую тысячу лет. Ей есть что помянуть: и славного, и горького, и извне павшего на нее, и изнутри рвавшего души. Красные Звезды могут многое добавить Красну Солнышку.

 Держава хранит память о тех славянах, еще не распавшихся, - они дали стране почву, общий язык, общую судьбу. Это мне дорого. Это наше общее. Там мы вместе.

 Пусть каждый увидит свое в памятнике над Москвой. Я о своем сказал.(«Родина» №715 (7))

 Итак, деяния Владимира: покорил вятичей, радимичей и ятвягов; воевал с печенегами, Волжской Болгарией, Византией и Польшей. При нем сооружены оборонительные рубежи по рекам Десна, Осётр, Трубеж, Сула и другим, заново укреплен и застроен каменными зданиями Киев. Ввел в качестве государственной религии христианство. При Владимире древнерусское государство вступило в период своего расцвета, усилился международный авторитет Руси. Канонизирован Русской православной церковью.

 Но вернемся к Рогнеде. Высланную из Киева вместе с сыном Изяславом ее ждала неведомая, опасная из-за мужниной немилости, жизнь на кривичско-дреговичском порубежье. Владимир отстроил специально для них городок Изяславль, который и стал на первое время их домом пристолицей восстанавливающегося самостоятельного Полоцкого княжества. Поскольку сын был мал, то полновластной правительницей в первое время, видимо, была сама Рогнеда.

 Судя по летописям, регентство княгини продолжалось около 10 лет. За это время она приняла христианство вместе с сыном и занялась его распространением. Ей удалось собрать вокруг себя достаточно много опытных людей, сформировать княжеский двор, набрать дружину для юного сына, помощью налогов наполняла казну. Когда Изяслав подрос, Рогнеда нашла ему подходящую супругу( летописи умалчивают, кто она?), которая родила двух сыновей-наследников – Всеслава и Брячислава. Сама же княгиня, уверенная в продолжении своего рода, очевидно, ушла на покой: основала около Изяславля Спасский монастырь и стала его постриженницей с новым именем Анастасия. После всех перенесенных страданий и унижений христианские идеалы, видимо, оказались для нее особенно близки.

Деятельность Рогнеды надолго осталась в памяти жителей Полоцкой земли: из поколений в поколение передавали они устные рассказы о матери своего князя.Выросший под опекой властной и энергичной матери, Изяслав оказался не слишком воинственным князем. В Никоновской летописи содержится такая характеристика его: «Бысть же сей князь тих и кроток, и смирен, и милостив, и любя зело и почитая священнический чин и иноческий, и прилежа почитанию Божественных писаний, и отвращаяся от суетных глумлений, и слезен, и умилен, и долготерпелив».                      

 В силу ряда объективных и субъективных причин, мы все же очень мало знаем о Рогнеде. Ее почти не упоминали в советское время. Да и сейчас– то же. И хотя полочанка по чьей- то злой воле отодвинута в тень, она присутствует в древних летописях (Лаврентьевской, Тверской), в истории “Государства Российского” Карамзина, в “Жизнеописаниях главнейших деятелей России” Костомарова, в трудах Соловьева, Татищева, других историков.

 Но ее почему-то не особо жалует православная церковь. Ее муж, Владимир Красное Солнышко, церковью признан святым. А ведь Рогнеда немало сделала, чтобы обуздать страсти любвеобильного супруга. И в том, что он, как говорил Патриарх Кирилл во время пребывания в Киеве в 2009 году, остепенился, осознал свои грехи молодости и стал святым, безусловно, есть и ее заслуга.

Очень важную деталь подметила исследовательница Л. Е. Морозова. В некоторых летописях, например,( в Новгородской) о Рогнеде вообще ничего не сообщается, отмечает она. В других Рогнеда упоминается вскользь (в Софийской 1, Ермолинской) не как жена Владимира, а как мать Ярослава Мудрого. При этом никто из исследователей летописных сводов не обратил внимание на тот факт, что род князей Рюриковичей пошел только от потомства полоцкой княжны.А ведь более или менее достоверно известно, что у него было семь жен: Рогнеда, грекиня, три варяжки,чехиня, византийка. В иных источниках уоминаются и некая богемская княжна Малфрида, болгарка Малолика. И детей у него от разных жен было двеннадцать.Но жизненноспособной оказалась только рогнедина ветвь.

 И другое. Историки почему-то разделили древнерусских князей на Ярославичей и Рогволодовичей, что в корне неверно ибо и те и другие – Рогнедина ветвь.

Если согласиться с «Повестью временных лет», и теми историками, которые считают Рогнеду матерью Изяслава, Ярослава, Мстислава и Всеволода и двух дочерей, то после смерти Владимира Красного Солнышка они стали правителями на землях, которые ныне считаются русскими, белорусскими, украинскими. Стало быть, кровь Рогнеды, в той или иной мере, полилась в жилах этих народов, практически всех русских князей и не только русских, а и европейских правителей, а впоследствии и многих царей, ибо династические браки стали обычным делом.

 Думается, Ефросиния Полоцкая хорошо знала жизнь своей прабабушки в пятом колене и решила пойти по ее пути – основала в Полоцке женский монастырь и отдала всю свою жизнь людям, заботясь, прежде всего, о их духовности. Ныне она особо почитаема в Беларуси и церковью, и светской властью, а вот Рогнеде повезло меньше. Показывая мне келью, где молилась Ефросиния Полоцкая в основанном ею монастыре, послушница-экскурсовод отметила, что Евфросиния в пятом поколении правнучка Владимира Святославовича, но не упомянула о жене Красного Солнышка, прабабушке, родившейся в Полоцке и положившей начало монастырям на белорусской земле.

 Автор “Повести временных лет” пишет, что в 1007 году в Полоцк “перенесены святые в святую Богородицу”. Первые киевские святые Борис и Глеб канонизированы только через несколько лет, а перенесут их в церковь, как свидетельствует летопись, в 1072 году. “Кто же тогда те таинственные полоцкие святые?» Белорусские историки В.Орлов, С. Тарасов полагают, что речь в летописи идет о первых полоцких святых, которыми могли быть монахиня Рогнеда—Анастасия, ее сын князь Изяслав и княжич Всеслав Изяславович, умерший в малолетстве.

 Впрочем, нельзя сказать, что Рогнеда совсем забыта. Незаурядная судьба и личность этой женщины вдохновляла XVдожников, композиторов, поэтов. Живописцы А. Лосенко и Н.Грибков создали замечательные полотна: «Владимир и Рогнеда», «Ревность Рогнеды». Композитор А.Серов посвятил ей одноименную оперу, которая с упехом шла на сцене Мариинского театра в 1865 году. Ее историю вы найдете в произведениях Тараса Шевченко, Кондратия Рылеева, белорусских писателей Янки Купалы, Владимира Орлова, драматурга Алексей Дударева, других авторов. Но сегодня интерес к ней угосает. Ни в одном из трех славянских государств — России, Белоруссии, Украине, ни даже в ее родном Полоцке до недавнего времени даже улицы ее имени не было. В том же Полоцке есть памятник ее праправнучке Евфросинии Полоцкой. Есть более 10 улиц и переулков Строителей, есть несколько улиц Урицкого, Гайдара… Но нет улицы Рогнеды. Во время встречи российских журналистов с Президентом Беларуси Александром Лукашенко в 2010 году, я обратил его внимание на это. Эта великая женщина всей своей жизнью заслужила, чтобы о ней помнили. Он пообещал восстановить справедливость. Но и спустя годы улицы Рогнеды в Полоцке, который праздновал свое 1150 летие так и нет… А почему бы не назвать ее именем и знаменитый «Славянский базар», который ежегодно проводится в Витебске?

< Назад

Вернуться к оглавлению

Вперёд >

Вернуться к оглавлению книги

 

 

 

 

 

 

СЛАВЯНСТВО



Яндекс.Метрика

Славянство - форум славянских культур

Гл. редактор Лидия Сычева

Редактор Вячеслав Румянцев