
Родственные проекты:
НАРОДЫ:
◆ СЛАВЯНСТВО
ЛЮДИ И СОБЫТИЯ:
БИБЛИОТЕКИ:
Баннеры:

Прочее:
|
Стихотворения
Перевод с болгарского Всеволода Кузнецова
От переводчика
ХРИСТО БОТЕВ. Почему именно стихи этого болгарского поэта, жившего в далеком
19 веке (1847 – 1876 гг.), привлекли мое внимание? И настолько, чтобы над ними
работать в течение трех десятков лет?
Привлекла, прежде всего, личность самого автора – человека высоких помыслов
и больших страстей, способного горячо любить и страстно ненавидеть, для которого
общечеловеческие проблемы являлись и его проблемами, его болью. Отсюда и
значимость поэта – мировая, и широкий интерес к его яркой судьбе, к его
талантливым произведениям.
ХРИСТО БОТЕВ – борец за свободу и справедливость, за торжество светлых
идеалов. Поэт в нем не отделим от гражданина. Выражение национальных чаяний
приобрело в его творчестве всемирноисторический смысл. ХРИСТО БОТЕВ – сам творец
истории. Его лирический герой, которого трудно отделить от образа самого Поэта,
– герой своего времени, своей эпохи. Но только ли своей? – Стихи БОТЕВА –
современны и актуальны – во многом. Это, своего рода, – прозрение.
Реалистическое сочетается с романтическим, возвышенные чувства с психологической
глубиной. Ему близко народно-поэтическое творчество, образность, художественное
видение мира. Наверное, все это и возбудило во мне потребность прикоснуться к
его самобытному творчеству и серьезно заняться переводами произведений Поэта на
русский язык, несмотря на уже существующие многочисленные издания…
Сегодня мне трудно ответить на вопрос, - когда я впервые обратился к имени
ХРИСТО БОТЕВА. Наверное, ОН всегда находился где-то неподалеку, рядом…
Однако, задумал я осуществить свою непростую работу в 1973 году, во время
первого посещения Болгарии, по приглашению наших давних друзей -- славного
семейства Томовых – Димитровых, проживающих и поныне в чудеснейшем городе
Пловдиве.
С трепетом и волнением переступал я порог Дома-музея, в родном для Поэта
маленьком городке, на южном склоне Балкан, – Калофере …
… Прошли годы. В 2001 году журнал «Культурно-просвети-тельная работа»
(«Встреча») , в декабрьском номере, опубликовал ряд моих переводов стихотворений
Ботева, которые я переслал в музей, носящий его имя.
Через некоторое время я получил из Болгарии очень теплый ответ. Директор
музея «Христо Ботев» Ася Николова писала: «Уважаемый Всеволод Михайлович, Ваше
письмо явилось для нас приятной неожиданностью. Несмотря на значительные
перемены, произошедшие в мире, дружба между болгарами и русскими – продолжается.
Для нас, Ботев – гений. Поэтому мы очень рады, что гражданин России сохранил
не только свою любовь к Болгарии, но и к ее гениальному сыну – Христо Ботеву…»
В свою очередь, хочется заметить, что и сам Поэт, через всю свою жизнь
пронес чувство любви и верности к России…
Вскоре, после посещения Болгарии, я написал поэму «Тракия», которая была
опубликована (№6, за 1975 год) в советско-болгарском альманахе «Дружба» (главный
редактор – поэт Владимир Иванович Фирсов). Поэма переведена на болгарский язык,
как и последующие подборки моих стихов.
Мне посчастливилось. - С этого времени началось мое самое тесное
сотрудничество, а затем и работа в редакции (с 1977 года – журнала «Дружба»;
гл.редактор В.И.Фирсов, с болгарской стороны – поэт Лъчезар Еленков ), где
довелось ознакомиться с творчеством многих замечательных мастеров слова братской
Болгарии, по большей части современных, и переводить их произведения на русский
язык. С некоторыми из них – дружба – продолжается…
В 1984 году, когда я работал корреспондентом газеты «Дружба» (УДН имени
П.Лумумбы, – ныне Российский университет дружбы народов), был выпущен
специальный номер, посвященный советско-болгарской дружбе, где упоминалось и имя
Ботева. Отрадно, что в настоящее время здесь обучается и молодежь Болгарии,
создано землячество болгарских студентов.
Среди современных изданий стоит отметить и «Московский журнал» (главный
редактор Грушина Анна Филипповна), который «болгарской» теме уделяет
значительное внимание. В номере десятом, за 2003 год, было опубликовано мое
письмо, всвязи со 125-летием освобождения Болгарии, и стихотворение ХРИСТО
БОТЕВА «Патриот», которое очень метко, на мой взгляд, характеризует наших
сегодняшних лжепатриотов...
Хочется надеяться, что творческие контакты, как впрочем, и другие между
людьми наших славянских стран, с каждым годом, будут становиться теснее, а
неразрывная дружба наша – крепнуть.
Всеволод Кузнецов, член Союза писателей и Союза журналистов России.
3 марта 2005 года (День освобождения Болгарии от османского ига ).
Россия. Москва.
Матери
Не ты ли, мама, так грустно пела, Не ты ль, три года душой скорбела, –
Что ненавидеть могу я только, Идя по свету скитальцем горьким? Но кто
посмеет взглянуть с укором? Кого покрыл я, скажи, позором? Мое же сердце,
– легко ранимо, Сгорает юность моя незримо! Дружки резвятся, смеясь
открыто, Я рядом с ними держусь бодрее, Но то не знают, что я уж тлею,
Морозцем юность моя побита. Откуда знать им, коль друга нету? Кому
поведать, как я страдаю, Кому открою души заветы, Во что я верю, о чем
мечтаю?.. Одна ты, мама, на белом свете, – Все для меня ты – любовь
и вера; Уж не надеюсь тебя я встретить, Сгорает сердце мое без меры!
Мечтал я часто в душе о многом, О нашем счастье я думал, мама, Пройду,
казалось, любой дорогой, Но вместо славы – разверзлась яма! Одно
осталось теперь желанье: В твои объятья упасть, рыдая, Излить всю душу
тебе, родная, Больному сердцу забыть страданья… Отца, сестрицу и
братьев милых Хочу обнять, безо всякой злости, И пусть застынет тогда
кровь в жилах, И истлевают в могиле кости. К брату
Тяжко, братец мой, живется С своенравными глупцами, И душа, как пламя,
бьется, Сердце ноет в лютой ране. Но Отчизну свою любим, И заветы
соблюдая, За нее себя мы губим, Силу глупых презирая. Мысли
мрачные мне душу Распалили молодую… Кто же боль мою заглушит, В сердце
рану ножевую? Нет, никто! Оно не знает Ни отрады, ни свободы,
Только в гневе закипает – Лишь услышит стон народа! Часто, брат,
украдкой плачу, Изливая душу лире, Но скажи мне: как иначе Жить в
коварном, сонном мире? Нет! Ответа мне не будет На призыв мой
благородный, И тебя он не разбудит – Голос Божий – глас народный!
Элегия Скажи, скажи мне, народ мой бедный, Кто в люльке
рабской тебя качает? Скажи, не тот ли, Христа кто предал, Живое тело
распяв жестоко, Иль тот, кто песню весь год внушает: «Терпи, и душу
спасешь до срока»?! Пусть тот, иной ли его наместник – То сын Лойолы
и брат Иуды, Себе он верен, и жив предвестник Страданий новых, нужды
дремучей, – Безумец новый, разбойник лютый, Кто продал брата, отца
замучил?! Кто ж он? – Скажи мне. – Народ безгласен! Зловеще, глухо
гремят оковы, Призыв к свободе, увы, напрасен, – Лишь, хмуря брови,
кивает молча На сброд звериный, сожрать готовый, В людских одеждах… Но
слепы очи. Винит безмолвно, и пот кровавый С чела стекает к плите
надгробной, В живое тело впился крест ржавый, И ржа съедает и точит кости,
И червь терзает живот народный, – Сосут свои же, сосут и гости! А
раб все терпит, – как будто мало… И мы бесстыдно считаем время С тех пор,
как шея в хомут попала, И как оковы влачат народы, – Считаем с верой в
свиное племя, Лишь ожидая приход свободы! Доля По
чувствам мы братья с тобою, И мысли одни мы таим, И верим, – нет в мире
такого, За что мы себя укорим. Добро ли мы, зло ли вершили, Не
нам, а потомкам судить… Так за руки крепче возьмемся, Чтоб твердыми в
поступи быть! Нам спутником стали страданья, Нам бедность чужбина
дала, Но мы их по братски делили, И будем делить пополам. Мы
стерпим людские укоры, Насмешки глупцов над собой, И вынесем муки без
стона, – Что посланы будут судьбой. Нас головы гнуть не заставят
Ни страсти и ни кумиры, – За нас уже души сказали – Печальные наши две
лиры… Вперед же, с сознаньем и чувством Мы долю разделим вдвоем:
Исполним заветную думу… На смерть, брат, на смерть мы идем!
Моей первой любви Не пой этих песен любовных, Не лей в мое
сердце отраву, Я молод, но юность не помню, А если и помню, не стану
Того ворошить, что попрал И сам пред тобой растоптал. Забудь же,
когда я рыдал За взгляд твой один и за вздох, Рабом был и цепи таскал,
И я за улыбку бы смог, Несчастный, Весь мир презирать И чувства в грязи
растоптать. Забудь же безумства мои, Любовь уже грудь не согреет,
Не сможешь ее разбудить, Глубокая скорбь мной владеет, И ранами сердце
покрыто, Оно уже злобой повито. Твой голос чудесен, ты юна, Но
слышишь ли пенье ты леса? И бедности горькие струны? От слез тех душе моей
тесно, От мук мое сердце томится, И кровь там повсюду струится! О,
брось этих мыслей отраву! Послушай зов бури громовый, Послушай, как стонет
дубрава, Как слово родится за словом – То сказки – минувшего звуки И
песни про новые муки. Запой же ты песню такую, Пропой мне, дивчина,
на милость, О том, как брат братом торгует, Как сгинули молодость, сила,
Как вдовушка плачет тоскливо, Бездомным мальцам сиротливо. Пропой!
Или смолкни, – оставь же! Уж выскочить сердце готово, Готово сгореть. –
Так очнись же! – Земля там грохочет сурово От криков: И страшных, и
злобных, И песен предсмертных, надгробных… И буря там ветви ломает,
А сабля свивает венцом их; Овраги, как пасти, зияют, – Там кормятся пищей
свинцовой, И смерть там – улыбкою милой, Для сладкого сна же – могилы!
Ах, песни и эта улыбка… Чей голос пропеть мне сумеет? – Кровавым
напоит напитком, Таким, что любовь онемеет… Тогда уж я сам запою –
Тоскую о ком и люблю!..
Прощальное
1868 Не плачь ты, мама, не скорби, Что стал сынок твой
гайдуком, Гайдук, ты знаешь, – бунтовщик, Оставил, бедную, тебя В тоске
о первенце своем! Кляни же, мама, проклинай Ты за изгнание – врагов, На
что нас, юных, обрекли. Чужбина стала кровом нам, – Мы не милы,
скитальцы, ей! Но знаю, мама, мил тебе, Раз так боишься за меня… Уже мы
завтра перейдем Спокойный белый наш Дунай! Ну что поделаешь теперь,
Коль сына, мама, родила С юнацким сердцем боевым, – Оно не может не
пылать, Пока беснуются враги, Поганя мой родимый дом: Где я мужчиной
вырастал, К груди твоей там припадал, И где любимая моя, С улыбкой
кроткой на лице, Очами черными пленила – И сердце скорбное твое; И
братья там мои с отцом Переживают за меня!.. Ах, мама милая моя, Прости
бойца и прощавай! – Уже винтовка на плече, – На глас народный я спешу,
На смерть безбожному врагу. Я – за любимую мою, За всех, за вас – мою
семью – Оружье взял. А, там уж… сабля пусть покажет – Достоин ли юнак
ее! А если вдруг услышишь ты – Пропела пуля над селом, И молодцы мои
кругом, – Ты выйди, мама, и спроси, Что им известно обо мне? Коль
скажут – пулей я сражен, Прошу тебя, – не плач тогда, Не верь, кто скажет
обо мне: «Тебе опорой не был он». Ступай, родимая, домой, И сердце ты
свое открой, – И младшим братцам расскажи… Пусть брата помнят своего,
И знают как, за что погиб, Что унижений не терпел, Что гордо голову носил,
И не склонял перед врагом. Скажи им, мама, – помнят пусть И ищут брата
своего, То, что осталось от него: Средь скал, где селятся орлы, А
кровь, – кипучую как смоль, – В больной истерзанной земле. И пусть ружье
они найдут И саблю верную мою. А коль увидят где врага, – Что ж, –
поприветствуют его Свинцом и сталью, следом, приласкают… А, если же,
мама, не сможешь От горя ты выполнить это, – Когда соберутся девицы
Перед крыльцом, на хоро, *) И будут мои погодки, Любовь моя, с нею –
подружки, – Ты выйди к ним, мама, все же, И, с братьями вместе, послушай
Юнацкую песню мою. – Узнаешь о том, как погиб я. Какие слова промолвил –
Пред смертию, перед дружиной… Я знаю, тебе будет тяжко Все это веселие
видеть. А встретитесь взглядом с милой – Вы обе печально вздохнете:
Два чудных разбитых сердца, – Желанной моей и твое! И слезы горючие
капнут На старую грудь и младую… Все это пусть братья увидят, А время
придет – возмужают, И будут, как я, – беззаветно Любить и врагов
ненавидеть... А если же, мама родная, Вернусь я живой и здоровый,
Со знаменем нашим священным, С друзьями моими лихими, В завидной военной
одежде, Да с грозными львами на шапках, На плечах – старинные ружья, У
пояса – сабельки-змеи… – Могу лишь представить, что будет Тут с вами: С
тобой и с любимой! Бегите, цветы собирайте, Нарвите плюща и герани,
Плетите венки, украшайте Вы головы наши и ружья… Вот вижу: идешь ты с
букетом, Прильнула ко мне и целуешь, На лбу прочитав мою клятву: Два
слова – святых и заветных – Достойная смерть и свобода! Я тут же любовь
пригрею, И руку к груди прижму я, Чтоб слышала голос сердца, Отважного
сердца юнака… И плач заглушу поцелуем, И высушу слезы губами. А после…
Прощай, моя мама, И помни, любовь, обо мне! … И тронулась с Богом
дружина, А путь ее страшен, но славен; Я, может быть, юным погибну… Но
хватит вполне мне награды, – Что скажет народ мой однажды: «Он умер,
бедняга. за правду, За правду и за свободу»… *) болгарский народный
танец. Гайдуки Отец и сын Деда, сыграй на свирели,
а я запою охотно песни гайдуцкие наши – о славных былых временах:
Чавдаре – любимом герое, Чавдаре – лихом атамане – Петки Страшника сыне!
Пусть слышат девчата и парни на сходках и посиделках, юнаки на горных
кручах, в прохладных корчмах мужчины: каких молодцов рождала, рождала и
ныне являет свету болгарская мать; каких силачей вскормила, вскормила,
и холит, и поит прекрасная наша земля! А что до меня, – устал я
Любовные песни слушать И петь каждый раз о страданьях, о муках, о доле
бедняцкой, о собственных бедах, печалях, о черной тоске ядовитой! Тяжко
и грустно, дедуля, но все же, сыграй, не бойся, – юнацкое сердце бьется,
и голос мой – медный, луженный, и звонкий, как горное эхо, – уж если меня
не услышат, – песня моя пронесется по взгорьям и по долинам, – и
снова леса подхватят, а долы ее повторят, и черная грусть отхлынет,
кручина-тоска – от сердца! А тот, кто беду все кличет, – неужто проймешь
такого? – Юнак лишь мучений не стерпит, не раз говорил и скажу: -
Тому повезло, кто умеет за честь и за волю сражаться – с добрым – по
доброму жить, а лихо – до дна, – дорога одна… О том и поется в песне!
1. Кто не знает воеводу, кто не слышал о Чавдаре? – Чорбаджия*)
кровопивец, иль турецкие сердары,**) иль погонщики отары, да голодные
бедняги? Кто не слышал о Чавдаре, – что отцовскую дружину
двадцать лет водил по свету. Вот уж страшный был повстанец для душманов,
чорбаджиев; но для бедняков несчастных – был защитою надежной! Потому
и льются песни по лесистым склонам Странджи, по лугам Ирин-Пирина;
льется медный звон свирели – и от древнего Царьграда до земель соседних,
сербских, с моря Белого к Дунаю; песням голос жницы вторит – на
просторах румелийских… У родителей одним был сыном славный воевода, и
душой дружины верной. Мать в младенчестве оставил, от отца он отдалился,
без сестер Чавдар, без брата, – гол-сокол во всей округе; только дядя,
кровопивец, да надежная охрана!.. Лет двенадцати парнишку в пастухи к
нему отдали, – По чужим дворам таскаться, На чужих харчах взраститься.
День-деньской Чавдар трудился, от рассвета до заката! А за рабский труд –
в оплату – Не в подъем корзину вынес он для матери в подарок – слов
тяжелых, очень едких: «Что же ты, родная мама, отдала меня батрачить,
коз, овец гонять по селам, – надо мной чтоб все смеялись и в глаза мне
говорили, – твой, мол, батька – воевода – над такой большой дружиной, –
три округи держит в страхе, захватив хребет Балканский, я же –
сторожем при дяде – этом мерзком кровопийце! Нянчу выродка чужого, час
от часа слыша ругань, будто я какой звереныш, и не стать мне человеком.
Все грозит сгноить в темнице, иль в котел кипящий бросить, да в лесах
Кара-баира на кол голову насадит!.. Человек он злющий – дядя! – Говорю
тебе я, мама, не хочу при нем дежурить и мальчишку караулить, и овец
пасти паршивых. – Пусть сожрут их псы да птицы! Я к отцу идти намерен,
жить при нем в горах Балканских: татко там меня научит истинно мужскому
делу». Мать в тревоге заметалась, – словно камень лег на сердце, и в
глаза глядит Чавдару, в очи черные, большие, кудри вьющиеся гладит, и
рыдает, причитая… А Чавдар с опаской смотрит, со слезой глядит во взоре,
и с волненьем мать пытает: «Отчего, скажи мне, плачешь? Неужель, отца
схватили, полонили и убили, ты одна теперь осталась, без кормильца,
беззащитна?..» Приласкала мать Чавдара, в очи черные целует и со
вздохом произносит: «О тебе, Чавдаре, плачу, за тебя переживаю, мой
единственный сыночек, писанный ты мой красавчик, глупенький мой
несмышленыш, – молодой еще да ранний. Как же мне не быть в печали, что
к отцу, сынок, идешь ты, – гайдуком, – возьмешь,да станешь! Приходил твой
татко ночью, о тебе все вел расспросы, да меня ругал, бранился, что
тебя, мальца, послала не к нему в отряд, а к дяде… Видя, сын, каков ты
вырос добрым молодцем отважным, хочет он тебя отправить разным грамотам
учиться. Или взять в свою дружину – с ним ходить по горным тропам…
Сотню раз твердил наказ мне, – чтоб тебя я, в день воскресный, привела на
сбор, в их лагерь… Ты ступай, Чавдар, сыночек, мой единственный,
кровинка, – завтра ждать тебя он будет; только, сын мой, заклинаю, если
мать свою жалеешь, видеть слез моих не хочешь, не водись, прошу, с
дружиной, пусть отец тебя проводит обучаться разным книгам, – и,
глядишь, – когда напишешь своей матери с чужбины…» Подскочил юнак в
восторге, – что к отцу идет он завтра, – гайдуков увидит грозных, на
торжественном их сходе; ну а мать, лихое чуя, с грустью дитятко прижала,
и, лаская, – причитала… *) богач, хозяин в период турецкого рабства
**) тур. – военачальники. «Беглянка» Возле рощи, на
поляне Звук свирели голосистой; Красна девица Стояна Выбегала за
водицей. А из сада: ругань, крики, – Тетка выскочила мигом: «Ты с
ума сошла, Стояна, И куда же ты так рано?» За водой с ней
напросилась, А сама к снохе спустилась: Оболгать ее, Стояну, Что
сбежала на поляну. Залезает тут старуха На чердак высокий прямо И
бранится, что есть духу, – Заприметив стяг багряный… На ветру там
знамя реет, Средь юнаков, средь дружины, И Стоянки стан белеет – Уж в
объятиях Дойчина. Как шаги гайдук услышал Своей маленькой зазнобы, –
Из толпы юнаков вышел – Познакомить с нею чтобы: «Ей, ребята,
подождите, На девицу поглядите! – То моя лесная птица, Я решил на ней
жениться!» И с веселой шуткой, прытко, Пошагал встречать Стояну, А
завидел как улыбку, – Враз салютом выстрел грянул. И пошла пальба в
округе, Смех и песни – в круге тесном. А она – простерла руки – И
обнял Дойчин невесту. Ну а мать, – тайком взирает На подобную
картину, Слезы льет и проклинает – То Стояну, то Дойчина: «Не
цвести, в любви сгорая, Девка блудная, с Дойчином, Будешь сохнуть, увядая,
Постареешь, без причины! Хворь тобой пусть овладеет, Желчь появится
на теле, И Дойчину не укрыться От цепей и от темницы. Храбрецу, к
тебе что жмется, Быть нанизанным на палку… – Пусть тогда себе смеется,
Улыбается русалкам! Знай, что брата он обманом Заманил в свою
дружину, И тебя разлучит с нами, Отца, матери лишит он!» От той
речи пробудился И отец Стоянки старый, Вышел в сад и изумился, И по лбу
себя ударил. Но увидевши Дойчина, Дочь свою, родного сына, Молча
бороду погладил И сказал, на рощу глядя: «Лес, мой лес, кормилец
милый, Сколько лет меня хранил ты, – Меня, старого вояку, И друзей моих
– юнаков. Сохрани, мой лес, и чада, – Пока солнцу в мире рады,
Птицы кружатся над нами, Пока реет наше знамя!». Борьба
Юность проходит в тоске и неволе, Кровь моя гневно вскипает от боли,
Мрачен мой взгляд, и умом не отмечу – Зло ли, добро ли идет нам навстречу…
Прошлое на душу камнем ложится, Злобная память терзает без меры, В пылкой
груди: ни любви и ни веры, Нет и надежды от сна пробудиться. – Умный,
едва ли, так скоро проснется! – Умный у нас идиотом зовется. Глупый –
почетные титулы носит. – «Он же богат!». Но никто и не спросит, Сколько
он душ загубил для наживы, Сколько сирот он несчастных ограбил И перед
Господом сколько лукавил: Словом, молитвой и клятвою лживой… Всех под себя
подминает мучитель. Церковь с попами в дуду его дует. Гнет свою шею и
дикий учитель. С ним заодно и газетчик мудрует, – Знайте, мол, страх – он
от Бога, – А это – началомудрости всякой… И это сказала – Стая
волков, что в овечки рядится, – Ложь их, что камни, в основу ложится
«Святости» разной, а ум человечий Скован тяжелою цепью навечно!.. Царь
Соломон, этот властный развратник, В рай уж давно был куда-то запрятан.
Притчи там сеял между глупцами… Свет и теперь не устал повторять: «Бойтеся
Бога и чтите Царя!». Глупость священна. Веками вставали Разум и совесть за
правое дело; В муках, в неволе бойцы погибали, Только, – ну что же могли
они сделать! – Миру привычно хомут волочить, Зло и тиранство по-прежнему
чтить; Руку железную страстно лобзают, Лживым устам неподдельно внимают:
Только молчи и молись, когда бьют, Кожу сдирают живьем с тебя звери, Кровь
твою змеи по капельке пьют, Только на Бога надейся всецело: «Боже,
помилуй, – я грешен!» – Бог видит, – Взывай и молись, уповая на веру, –
Бог не накажет, кого ненавидит… Мир так устроен! Лживость и рабство Здесь,
на бездарной земле процветают, – Словно завет – от потомства к потомству
Вечно – и денно, и нощно вручают… И в этом вот царстве, кровавом и грешном,
Подлости царстве, разврата и скорби, Царстве рыданий, – где зло бесконечно, –
Борьба закипает и, поступью скорой, – Приблизит священный конец…
Воскликнем же: «Хлеб или свинец!». Странник Живо,
странник, шествуй скоро, Отчий дом вот-вот увидишь, Перед домом водят
хоро, К хороводу ты и выйдешь. «С возвращеньем!» – тебе скажут
Дети, бабушки, подевки, *) А девчата – те играют У подружки на засевках.
**) Не беда! Забыть придется, Что была тебе всех ближе; Но и для
тебя найдется, – Ты ведь Богом не обижен. Выйдет мать твоя родная.
У порога встретить сына, И заплачет, причитая, – «Дождалась сынка с
чужбины!». И к груди твоей прижмется, И обнимешь ты старушку,
Грусть-печаль из уст прольется, Распахнет тебе всю душу: - Слушай,
только не рыдая, Что любовь твою сгубили, Ждет тебя и весть другая:
Про отца и братьев милых. Турки батюшку убили, Ну а братцев твоих,
вскоре, Посадив в тюрьму, сгноили, Отравили их в затворе. Что о
том! – Ты жив и бодр, Сам отцом ты будешь, может, Бог и милостив, и добр,
– И глядишь, – наш род продолжишь. Полно плакать! Эх ты, баба! –
Это бабы плакать вольны, Да сироты – те, кто слабы, Ты ж, ни голоден, ни
гол, ведь. «Бог, прости!» – Ты скажешь только В церкви, под
эпитрахилью, И сзывай гостей к застолью. Будь, как был, – таким же
сильным. Ты возьми красну-девицу Иль уродца, но с приданым, –
Деток куча наплодится, Гни хребет свой неустанно… Так глупец, –
уверен даже, Что чудесно он живет. И никто ему не скажет: Человек он
или скот! *) девушки на выданьи; **) свадебный обряд.
Ей Хочешь знать, зачем у вас Побывал я в поздний час,
Перелез через забор И прокрался, словно вор? Я не стар, как твой
супруг, Чтоб не видеть ночью мне. Был со мною рядом друг – Острый
ножик на ремне. Ночь – хоть выколи глаза, – Я подполз к окну, как уж,
– Вижу, – спят все, тишина, Спишь и ты, а рядом – муж. Там в саду
таился я, Сжала нож рука моя: Разгуляюся, авось, – Испытает мою
злость. Вижу я – свеча горит, – Спите вы; в моей груди Гневом вся
душа горит, – Яд меня испепелит. Так свеча глаза мне жгла, Что
не видел я, как мгла Отступила и прошла, И заря уже взошла. – С
песней бойкой соловья Пробуждалася заря, А в оконце голова Показалася
едва. Тут же я тебя признал, Даже вздрогнул, и сказал Соловью:
«Настанет день!..» – И махнул через плетень… Вот зачем я был у вас
Темной ночкой, в грозный час: Так и знай, – в другой уж раз, Но умрет один
из нас. Юрьев день Паситесь, мирные народы! Вас
не пробудет чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать
или стрич… А.С.Пушкин Ликуйте, народы! – от стара до млада,
Восславьте вы Бога, восславьте царя! Сегодня – ваш праздник. Овечье же стадо
Все также нуждается в поводырях, Когда этот царь, глупец беззаботный, Как,
впрочем, любые земные вожди, Стадо погонит палкой добротной, – Тут уже в
помощь и псов цепных жди – Министров ручных, без чинов и зарплаты. А царь
настоящий посмотрит на них: «Везет же им, – скажет, – живут же ягнята,
Получше, пожалуй, чем люди мои!». И тронется стадо – от млада до стара,
Торенным путем поплетутся они, – Идут на закланье, – раз надо, так надо, –
Сегодня ведь праздник… – Под нож их гони! …А что же, Георгий? –
Бездушный разбойник? И жертвы он хочет, – святой наш поборник? - Пастух ее
ждет, как небесную манну, Да поп полупьяный, – набить бы карманы, И жаждут
властители ваши, цари Гаремы пополнить поганые чтобы, И все это сделать –
во имя утробы. А тех, кто молчит, – потрошат, обдирают, Берут. Что
досталось вам кровью и потом, Под дудку чужую плясать заставляют!.. С
богатым и бедный гуляет охотно, Где пьют – там и песни поют, Царей
восхваляют и чествуют Бога… Ликуйте, народы! Сегодня ваш праздник… Так
торной дорожкой, под блеянье, Овцы бредут. Патриот
Патриот – отдаст он душу За науку, за свободу; Не свою вот только, братья,
– Душу своего народа! Всем добро готов он делать, – Лишь за звонкую
монету. Человек он, – что ж поделать? – Продает себя за это. Он
прилежный христианин: Не пропустит и обедни; Но и в церковь он приходит –
Как делец, торгаш последний! Всем добро готов он делать, – Кто
заплатит подороже, Человек он, – ну и что же? – И жену, глядишь, заложит.
Человек он с добрым сердцем: Все поделит с бедняками; Но не он вас,
братья, кормит, – Сыт он вашими горбами! Делать всем добро готов он,
У кого шуршит в кармане, Человек он, – что ж такого? – Съест и душу с
потрохами. Почему я не?.. Ну, почему я не поэт,
как наш Пищурка?*) – Жалко! – Глядишь бы. оду посвятил я бабушкиной
прялке. И отчего я не поэт. как наш Сапунов**) третий? – Уж я б
запел, – коней воспел владыки – в лучшем свете! И не Владикин***)
почему? – Такую б выдал драму: послал бы жаб, погнал мышей на бой с
царем Раданом! И не Войников****) отчего, писатель плодовитый? –
Для благодетеля царя я б рифмовал молитвы! И не Пърличев*****) – Ох,
как жаль! – Создал бы Илиаду, – уж получил бы я сполна за перевод –
награду! Ну чтоб Словейковым******) мне быть? – Певать и плакать
горько… - «Не поется, не смеется. буду блеять только». Почему ж,
не Вазов*******) я? – Все бы сеял «Веру», – вдруг,да станет волк овцой,
а овечка – серым! *) Пищурка Крыстьо (1823 – 1873) – общественный
деятель культурно-просветительного направления. **) Сапунов Константин (1844
– 1916) – журналист. Ботев осмеивает его и Пищурку как авторов навных
стихотворений, написанных на мелкие, незначительные темы. ***) Владикин Иван
– учитель, автор неудачных исторических драм. ****) Войников Добри (1833 –
1877) – видный болгарский просветитель и литератор. Автор критикует
непоследовательность его политических взглядов. *****) Пърличев Григор (1870
– 1893) – поэт, деятель болгарского просвещения.Его перевод «Илиады» подвергся
резкой критике и был им самим уничтожен. ******) Славейков Петко (1828 –
1895) – крупный общественнный деятель, поэт. Хр.Ботев критикует его
стихотворение «Мне не поется», в котором автор говорит об отказе от борьбы.
*******) Вазов Иван (1850 – 1921) – известный болгарский писатель. Христо Ботев
высмеивает его стихотворение «Моя вера»(1872 г.), зовущее к социальному миру.
Послание (Святителю Тырновскому) Святый
владыка! Пастырь народный! Тебе свои песни пою я во славу, И ты, говорю
тебе, отче, достоин Не токмо епархии, даже – державы. И, как человек,
почитающий Бога, Желаю узнать, говоря между нами, – Где это попик наш был
убогий В церкви обласкан тобой ильв хамаме?*) Поелику, отче, в селе
болтают, Что в Старой Загоре, куда ты ходил, Попа ли, бревно ли, – того не
знают, – Мол, в баньке ты в сан возводил. *) турецкая баня.
Хаджи Димитр Жив еще, жив он! Там на Балканах Лежит и
стонет в кровавой луже, Юнак, с глубокой у сердца раной, Годами – молод,
но духом – дюжий. Ружье отбросил, закинул саблю – Ее обломки блестят
поодаль; Мутнеют очи и силы слабнут, Уста проклятья вселенной молвят!
Раскинув руки, лежит, а в небе Сияет солнце, печет – нет мочи, И в поле
жница поет о хлебе, И кровь сильнее в груди клокочет. Настала жатва…
Смелей, рабыни, О доле пойте. Согрей же, солнце, Ты эту землю, в которой
сгинет И этот воин… Но слышишь, сердце! – Кто погибает в бою за
волю, – Не умирает; о нем рыдают Земля и небо, и лес, и поле… Поэты
песни о нем слагают… Укроет в полдень крылом орлица, Волк осторожно
залижет рану, Взовьется сокол – отважных птица, – И тот заботой окружит
брата. И выйдет месяц. – Наступит вечер, Усеют звезды весь свод
небесный, В лесных чащобах подует ветер – Шумят Балканы гайдуцкой песней!
И самодивы в одеждах белых, По нежным травам, едва ступая. Слегка
коснутся больного тела, И песней дивною обласкают. Одна русалка
врачует нежно, Кропит другая – водой студеной, А третья, – в губы целуя, –
спешно, Зажжет улыбку в глазах бездонных! - Скажи, сестрица, где наш
Караджа?*) И где лихая моя дружина? Возьми же душу, когда расскажешь, И
пусть застынет тогда кровь в жилах!.. Всплеснув руками, вдруг взмоют
феи, И в поднебесьи кружиться будут – Вплоть до рассвета, с волшебным
пеньем, Следы Караджи ища повсюду… … Уже светает… А на Балканах В
кровавой луже юнак страдает, И осторожно волк лижет рану, И снова солнце
нещадно жарит!.. *)Караджа Стефан – вождь повстанческой четы,
перешедшей одновременно с четой Хаджи Димитра из Румынии в Болгарию для борьбы с
турками. После разгрома был казнен в г.Русе. В корчме
Тяжко мне, вина тащите, – Во хмелю забуду скоро То, что вы не отличите,
Дурни, Славу от позора! Позабуду край свой родный, Кров отцовский,
где мы жили, И друзей, что дух свободный, Дух борьбы в меня вложили.
Позабуду род свой бедный И священные могилы, Кто кусок, и так последний,
У народа тащит силой. Грабят наш народ голодный: Грабит подлый
чорбаджия, Грабит нас торгаш дородный, Поп, на Божьей литургии!
Грабьте, грабьте, без разбора! Грабьте! Кто вам помешает! Отрезвеем мы не
скоро: Мы в корчме вино вкушаем! Пьем, поем мы буйны песни, Скалим
зубы на тиранов: Стал кабак уже нам тесен, И кричим мы: «На Балканы!»
Мы шумим… Но как трезвеем, Клятв не помним мы, отныне, И в бессилии немеем
Перед жертвами святыми! А тираны, в злом разгуле, Край терзают наш
опальный, Режут, вешают и губят Наш народ многострадальный!.. Но,
налейте! – Пить я буду, Свою душу облегчая, Чувства трезвые забуду,
Твердость духа растеряю! Буду пить назло врагу я, Вам на радость,
патриоты! Пью, – ну чем же я рискую? Пейте, пейте… Идиоты!
Моя молитва «Благословен Бог наш…». О, мой Боже, правый
Боже! Нет, не тот, что в небесах… Ты во мне самом, мой Боже, – В душах
наших и сердцах. Ты, не тот, пред кем извечно Гнут святоши свои спины
И пред коим палит свечи Бессловесная «скотина». И не Ты себя
восславил, Сотворив жену и мужа, Человека же оставил На земле рабом
послушным. Нет, не Ты попов помазал. И царей, и патриархов, Чтоб в
неволюшке погрязли Толпы братьев моих жалких. И не Ты внушаешь
робость, Всех к терпенью призывая, – Лишь молитвами – до гроба – И
надеждами питая. И не Ты лжецов безбожных И бесчестных вождь тиранов,
Идол всех глупцов вельможных, Рода нашего душманов.*) Ты, Господь
мой, – светлый разум, Угнетенных всех – опора, Чьей победы славный
праздник Встретят люди очень скоро. Лишь вдохни Ты в них, о Боже,
И привей любовь к свободе, – Чтоб сражались, кто как может, С душегубами
народа. А когда рабы восстанут, – И в меня вложи Ты силу, – Я в
ряды борцов тех встану И найду себе могилу… Пусть вовек да не остынет
Буйно сердце на чужбине, Вещий голос, да не сгинет Вопиющего в пустыне.
*) враг, неприятель. Туча тёмная нависла Туча
темная нависла По-над лесом, над Балканом: То ли дождик мелкий брызнет.
То ли ждать нам урагана… Эх, дедусь, лихое время! И соха едва
влачится, Ты во след ей сеешь семя, Градом пот с лица струится.
Отчего идешь задумчив Ты над черными броздами, – Испугала ль злая туча,
Или мрут детишки малы? Расскажи, старик. Я помню, – Молодцом каким,
бывало, Ты пахал, а баба Стойна, Да простит Господь, – певала. В
прошлый год, ты помнишь, как-то Проходил я мимо леса, – Средь юнаков
восседал ты Вожаком – в кругу их тесном… Вот каким ты был недавно!
Нынче ж, плачешь, – в чем же дело? Иль не вьется стяг твой славный, Или
сердце постарело? - Эх, сынок! Пошто пытаешь? Слышишь, ворон
раскричался… Коль пойдешь в село, – узнаешь И поймешь, о чем печалюсь.
За сохой я – воин старый… Много там людей собралось, Перед их
предстали взглядом – Мои парни, мои чада. И торчат, – увидишь скоро,
– Головы их на жердинах, На жердинах, да на кольях… – Перебились две
дружины. Воеводы – оба братца, Оба преданных мне сына, – Меж
собою стали драться За отцовскую дружину. Видно, тесны стали горы
Несговорчивой дружине, – Вот и головы – на кольях – Чтобы плакал всяк,
кто минет… Боже, громом покарай ты! Ветер, прах мой разметай ты!
Чтоб не видеть деток малых, Как несчастные их мамы Станут близ жердей
тех руки К головам тянуть и биться, И вовек пребудут в муках, Горем,
бедные, убиты… Капли первые упали, Гуси враз загоготали, Белый
свет – вот-вот померкнет – Это вам не дождик мелкий. Всяк бежит в
село – спасаться – - Дед, пора бы распрягаться… Ну пошли! А то намокнем…
- Лучше помереть помог бы! Казнь Васила Левского
О, родина, любимая Отчизна, О чем скорбишь ты и плачешь слезно? Над чьей
могилой ты правишь тризну, Проклятый ворон, предвестник грозный?.. Я
знаю, знаю, плачешь почему, – Сегодня ты – бесправная рабыня, Священный
голос канул твой во тьму, Как голос вопиющего в пустыне. Так плачь! –
Над стольным городом твоим Я виселицы видел призрак черный, – Твой верный
сын, что был тобой любим, Болгария, – Он палачами вздернут…
Зловеще ворон кружит над тобой, Да псы и волки рыщут по округе, Взывают к
Богу старики с мольбой, Плач женщин, дети мечутся в испуге… Зима поет
все туже песню зла, И снежный вихрь, словно терн колючий, И скорбь, – на
сердце каждого легла, И нет просвета в жизни сей дремучей.
Перевод с болгарского Всеволода Кузнецова.
1973 – 2003гг. Россия – Болгария – Россия.
|